Неточные совпадения
Клим Самгин, бросив на стол деньги, поспешно вышел из
зала и через минуту, застегивая пальто, стоял у подъезда
ресторана. Три офицера, все с праздничными лицами, шли в ногу, один из них задел Самгина и весело сказал...
Зашли в
ресторан, в круглый
зал, освещенный ярко, но мягко, на маленькой эстраде играл струнный квартет, музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону стекла, народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами дам; в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая дама в красном платье, на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался большой гребень, сверкая цветными камнями.
И сразу успех неслыханный. Дворянство так и хлынуло в новый французский
ресторан, где, кроме общих
зал и кабинетов, был белый колонный
зал, в котором можно было заказывать такие же обеды, какие делал Оливье в особняках у вельмож. На эти обеды также выписывались деликатесы из-за границы и лучшие вина с удостоверением, что этот коньяк из подвалов дворца Людовика XVI, и с надписью «Трианон».
Закрыта кухня, закрыт буфет, и служит самолично только единственный хозяин
ресторана, Василий Яковлевич, чуть не молившийся на каждого из посетителей малого
зала… Подавались только водка, пиво и холодные кушанья. Пивали иногда до утра.
Из маленьких
ресторанов была интересна на Кузнецком мосту в подвале дома Тверского подворья «Венеция». Там в отдельном зальце с запиравшеюся дверью собирались деды нашей революции. И удобнее места не было: в одиннадцать часов
ресторан запирался, публика расходилась — и тут-то и начинались дружеские беседы в этом небольшом с завешенными окнами
зале.
А невдалеке от «Молдавии», на Большой Грузинской, в доме Харламова, в эти же часы оживлялся более скромный трактир Егора Капкова. В шесть часов утра чистый
зал трактира сплошь был полон фрачной публикой. Это официанты загородных
ресторанов, кончившие свою трудовую ночь, приезжали кутнуть в своем кругу: попить чайку, выпить водочки, съесть селяночку с капустой.
У
ресторана Дорошенки все остановились, вошли в общую
залу и столпились около стойки.
Ресторан «Роза» занимал место в самом центре. При
ресторане был недурной садик с отдельными деревянными будочками. Даже был бильярд и порядочная общая
зала с эстрадой. Вообще полное трактирное великолепие, подкрашенное дачной обстановкой. В садике пахло акациями и распускавшимися сиренями.
Это меня обидело. Я вышел, сел на Ивана Никитина, поехал завтракать в
ресторан Кошелева. Отпустил лихача и вошел. В
зале встречаю нашего буфетчика Румеля, рассказываю ему о бенефисе, и он прямо тащит меня к своему столу, за которым сидит высокий, могучий человек с большой русой бородой: фигура такая, что прямо нормандского викинга пиши.
Случалось, что такой добычей оказывался, по его собственному выражению, какой-нибудь «рыцарь из-под темной звезды» — шулер, известный плагиатор, сводник, альфонс, графоман — ужас всех редакций, зарвавшийся кассир или артельщик, тратящий по
ресторанам, скачкам и игорным
залам казенные деньги с безумием человека, несущегося в пропасть; но бывали также предметами его спортивного увлечения знаменитости сезона — пианисты, певцы, литераторы, чрезмерно счастливые игроки, жокеи, атлеты, входящие в моду кокотки.
В пять часов мы обедали на Невском в огромном и скверном
ресторане. Двухсветная
зала, румыны, плюшевая мебель, электричество, зеркала, вид монументального метрдотеля, а в особенности зрелище восьмипудовых, величественно-наглых лакеев во фраках, с крутыми усищами на толстых мордах, — все это совершенно ошеломило моего наивного друга. Во все время обеда он сидел растерянный, неловкий, заплетая ноги за передние ножки стула, и только за кофе сказал со вздохом, медленно качая головой...
В памяти моей сохранился и другой факт, который я приведу здесь еще раз, не смущаясь тем, что я уже рассказывал о нем раньше. Милль обещал мне подождать меня в Нижней палате и ввести на одно, очень ценное для меня, заседание. Я отдал при входе в
зал привратнику свою карточку и попросил передать ее Миллю. Привратник вернулся, говоря, что нигде — ни в
зале заседаний, ни в библиотеке, ни в
ресторане — не нашел"мистера Милля". Я так и ушел домой, опечаленный своей неудачей.
На тогдашней выставке в Елисейских полях Дюма пригласил меня на завтрак в летний
ресторан"Le Doyen", долго ходил со мною по
залам и мастерски характеризовал мне и главные течения, и отдельные новые таланты. С нами ходил и его приятель — кажется, из литераторов, близко стоявших к театру. И тут опять Дюма выказал себя на мою тогдашнюю оценку русского слишком откровенным и самодовольным насчет своих прежних любовных связей.
На одной бойкой станции, где в
ресторане вокзала сновало множество всякого народа, и военного и штатского, в отдельном стойле, на которые разделена была
зала на манер лондонской таверны, я, закусывая, снял свою сумку из красного сафьяна, положил ее рядом на диване, заторопился, боясь не захватить поезд, и забыл сумку. В ней был весь мой банковый фонд — больше тысячи франков — и все золотом.
Из дверей виднелась средина танцевальной
залы со скульптурным потолком, бледными штофными стенами и венецианскими хрустальными люстрами. Контраст с буфетной комнатой приятно щекотал глаз. Дверь налево вела в столовую. Палтусов знал уже, что там с десяти часов устроен род
ресторана. Это было по-московски. Он заглянул туда и остановился в дверях… Там уже шла желудочная жизнь.
Палтусов вошел в
ресторан, остановился спиною к буфету и оглянул
залу. Его быстрые дальнозоркие глаза сейчас же различили на противоположном конце, у дверей в комнату, замыкающую
ресторан, группу человек в пять биржевиков и между ними того, кто ему был нужен.
Ужин подали около четырех на отдельных столиках в столовой побольше, рядом с
рестораном. Растения густо обставляли эту
залу и делали ее похожей на зимний сад. Воздух сгустился. Испарения широких листьев и запах цветов наполняли его. Огни двух люстр и стенных жирандолей выходили ярче на темной зелени.
Фабрикант Фролов, красивый брюнет с круглой бородкой и с мягким, бархатным выражением глаз, и его поверенный, адвокат Альмер, пожилой мужчина, с большой жесткой головой, кутили в одной из общих
зал загородного
ресторана. Оба они приехали в
ресторан прямо с бала, а потому были во фраках и в белых галстуках. Кроме них и лакеев у дверей, в
зале не было ни души: по приказанию Фролова никого не впускали.
Через несколько времени князь входил в общую
залу этого лучшего московского
ресторана, помещавшегося на Трубной площади.
Ресторан, когда она вошла в него, был еще пуст и не совсем прибран, некоторые столы были еще без скатертей, на полу валялись окурки сигар и папирос, лакеи в фартуках со щетками и тряпками в руках мели и чистили общую
залу.
Огромные
залы и террасы
ресторана набиты битком публикой, сидящей за столиком и уписывающей по целым часам разные английские яства, запивая их портером, элем и джином. Ни музыки, ни пения, ни даже веселого разговора.